|
Дед Муравский
Яна (Мирный)
Все дети поселка
боялись его. Матери пугали его именем, если ребенок не слушался,
говорили: «Вот погоди, заберет тебя дед Муравский к себе – будешь
знать!». Мы и боялись его, и дразнили – наивная детская жестокость.
Когда дед в очередной раз напивался и сидел где-нибудь возле магазина,
не в состоянии идти домой, тут то мы окружали его и начинали спрашивать:
«Дед, а дед, а как меня зовут?» - это был один из любимых вопросов,
потому что все дети женского пола были для него исключительно только
Машеньками, Марусями, Марусеньками. Услышав в очередной раз забавное для
нас имя, к тому же не собственное, мы весело смеялись и продолжали:
«Дед, а где ты живешь?». В ответ он всегда придумывал сказки, будто он
живет в лесу, в избушке, что у него есть медведь, что летает он домой на
вертолете и что нас тоже заберет с собой. Тут он делал попытку встать
и схватить кого-нибудь в охапку, как будто действительно хотел забрать с
собой. Поднимался такой визг, все разбегались от него врассыпную, ни у
кого из нас не возникало и мысли, что, может, он хочет приласкать
кого-нибудь, погладить по головке… Но так как дед никогда бы не догнал
любого из нас – ведь старик еле стоял на ногах после опорожненной
бутылки водки, он тяжело садился на место. Мы же, видя, что большого
вреда он не может нам причинить, опять обступали его, задавали всякие
глупые вопросы и при малейшей попытке с его стороны приблизиться к нам,
опять убегали. В общем то из-за этого чувства веселой опасности мы и
вились вокруг него. Это повторялось почти каждый день. И каждый день он
придумывал новые истории и подробности своего житья-бытья в лесу, хотя
все знали, что живет он в каком-то домишке на окраине поселка. Но нам,
детям, было интересно слушать его сказки. Что еще надо шестилетней
малышне, когда еще веришь во всякие чудеса, ведьм и леших?
Помню, что и в
жару, и в холод он был обут в кирзачи, летом носил мятый, грязный
костюм, вернее, то, что было когда-то костюмом. Никто точно не знал,
сколько ему лет, выглядел он примерно на 60. Может, был и моложе, кто
знает. Не помню его трезвым, каждый день он, как на работу, ходил в
магазин за водкой. Взрослые, наверно, и знали, кто он, откуда, как его
зовут по имени-отчеству, но все называли его просто - дед Муравский.
Помню, что у него были поражавшие меня своей небесной голубизной глаза,
правда, замутненные от беспробудного пьянства. Лицо в глубоких морщинах,
всегда с щетиной, короткий ежик волос.
Может,
воспоминание о нем совсем стерлось бы из моей памяти, если бы не один
эпизод, который помню до сих пор. В поселке праздновали 9 мая – День
Победы. На улицах гремела музыка, доносившаяся из динамиков, песни
военных лет. День был солнечный, небо без единого облачка, словно и
природа тоже радовалась такому дню, у всех людей, попадавшихся мне
навстречу, было веселое, праздничное настроение, все улыбались, женщины
в нарядных платьях, мужчины уже немножко навеселе. И у меня хорошее
настроение, я любила этот праздник, ведь наше поколение выросло на
книгах о войне, любимые игры – в «войнушку», разведчиков, партизан, где,
конечно же, «наши» всегда побеждают «фашистов». Иду себе веселая и –
раз! – останавливаюсь, как вкопанная. Дед Муравский – это пугало для
детей, вечно небритый грязный старик, алкаш – стоит, обняв столб, на
который был прикреплен громкоговоритель, он еле стоит на ногах, опять
вдрызг пьяный, обнимает столб – и …плачет. Звучит какая-то песня военных
лет, все радуются празднику – а он горько-горько плачет. Бедняга, на
свой видавший виды пиджачишко он прикрепил медали, ордена - их так
много, прямо вся грудь в них, я столько видела только в журналах да
газетах, но там были сняты какие-то генералы и маршалы, а тут у деда
Муравского?..
А я и не знала,
что он воевал... Впервые почувствовала к этому старику жалость. Он
горько плакал, внося своими пьяными, неумелыми мужскими рыданиями
диссонанс, боль и тревогу во всеобщий праздник. Я подошла ближе и
услышала, что сквозь плач он бормочет слова: «Эх, ребята, ребятки, не
дожили вы до праздника, Марусенька, и ты тоже», звал кого-то по имени.
Уже потом, когда
он уехал из поселка навсегда, рассказывали, что он был боевым офицером,
а как воевал – видно по наградам, что вроде его жена и дочь Маша
погибли, то ли под бомбежкой, то ли немцы расстреляли, когда он был на
фронте. Вот почему всех девчонок он называл Марусеньками… А забрал его
какой-то объявившийся вдруг родственник, злые языки говорили, чтобы
получить с помощью деда квартиру, все-таки он фронтовик, столько
орденов, должны быть льготы – вот и забрал.
Что стало дальше
с дедом Муравским, не знаю. Может, родственник выставил его на улицу,
только получив квартиру, может, сдал в дом для престарелых, почему-то не
верится, что в истории деда счастливый конец.
Лишь потом,
повзрослев, изучая историю, я узнавала страшные подробности войны:
штрафные роты, что вначале войны в атаку шли с одной винтовкой на
пятерых, у других одни саперные лопатки, убьют солдата, его винтовку
подхватывает другой. Что бывших военнопленных ссылали в лагеря – из
фашистского и сразу в свой, что люди часто были пушечным мясом, что в
годы репрессий в лагеря посадили тысячи и тысячи офицеров и многое
другое – то, что и дед Муравский мог не знать, хоть и прошел всю войну.
А, может, знал? Уж больно горько он плакал, когда все радовались, как
будто знал какую-то страшную горькую Правду, о которой в те года было
принято молчать.
Прошло столько
лет с того эпизода из детства, но каждый раз в День Победы я вспоминаю
деда Муравского. Одного из многих, кого война не пощадила, оставила
одних на земле, придавила тяжестью потерь, растоптала жестоко, сделав
изгоями, алкашами, никому не нужными. Их с каждым годом все меньше и
меньше, умирают, спиваясь, а их ордена и медали продают за доллары,
говорят, на Западе они до сих пор ценятся… У таких, как дед,
единственный праздник в жизни – 9 мая, когда они надевают свои ордена и
медали на удивление многим, у таких, как он, есть право – выплакать всю
боль, горечь, страдания, унижения в этот день. Вы только не мешайте им…
И еще мне
хочется поставить ему в церкви свечу за упокой, хотя наверняка он был
неверующим. Поставить свечку, вспомнить его плачущего… солнечные зайчики
поблескивают на его орденах и медалях…
Мир праху
твоему, дед. Мир. И прости всех нас.
Обсудить
здесь
|
